Книги
Статьи
Проповеди
Интервью
|
|
|
ПРОТОИЕРЕЙ МИХАИЛ АРДОВ
ИНТЕРВЬЮ
[зеркало]
"Мы идем по дороге между храмом
и рынком". Что происходит с Православной Церковью в России
и в мире? Интервью с протоиереем Михаилом Ардовым
Что происходит с Православной Церковью в России и в мире? По какому
принципу большевики строили Московскую патриархию? О православии,
католицизме и протестантизме... Обозреватель "НВ" Игорь
ШЕВЕЛЕВ беседует с протоиереем Михаилом АРДОВЫМ
- Хотелось бы узнать, что вы думаете о недавно закончившемся Архиерейском
соборе Русской православной церкви?
– На Московскую патриархию надо смотреть с учетом ее истории. В
том виде, как она существует, ее учредил товарищ Сталин совместно
с Молотовым и полковником, а впоследствии генералом НКВД Карповым.
Это было в 1943 году. В следующем, 1944 году умер первый сталинский
патриарх Сергий Страгородский, и при избрании второго сталинского
патриарха Алексия I Симанского был принят на том же соборе устав
Московской патриархии. Естественно, сначала его утвердили в ЦК и
Совете министров. В полное нарушение всех канонических правил этот
меньший собор изменил решения последнего подлинного собора Российской
церкви 1917–1918 годов, предписывающие определенное административное
устройство: выборность Синода, наличие высшего Церковного совета
и так далее. Все это было отринуто, поскольку большевики построили
Московскую патриархию по принципу ВКП(б)-КПСС. Там все точно так
же: "демократический централизм", всевластие "митрополитбюро",
священного Синода, а Патриарх – этакий генсек, который не всевластен,
но играет главную роль. Об этом надо всегда помнить, когда речь
идет о Московской патриархии и всех ее мероприятиях.
– Включая и нынешний собор?
– Все соборы последних шестидесяти лет абсолютно напоминают съезды
ВКП(б)-КПСС. Абсолютная безгласность всех присутствующих. Невероятная
скорость принятия заранее согласованных решений. На предыдущем соборе
архиереи жаловались, что даже не знают повестки дня. Им ее объявляют
прямо утром, на знакомство с документами дают считанные минуты,
они их просмотрят и уже должны голосовать. Это абсолютно точная
практика КПСС, где все заранее решалось на политбюро. Так точно
и здесь. Это то самое существенное, что можно сказать об этом соборе
и обо всех соборах, которые были, и, увы, как мы понимаем, о тех,
которые будут.
– А что характерно именно для нынешнего?
– Этот собор характерен тем, что им укрепляется двусторонняя связь
между "командой Путина" и "командой Алексия Ридигера".
Они вполне деловые партнеры. У этих людей уже общий бизнес. Даются
какие-то нефтяные квоты, какие-то лицензии на вывоз и ввоз чего-то.
То есть еще и в этом наблюдается неслыханная любовь и дружба. Что
очень печально в наше горестное время, когда у власти находятся
те, кого я называю казнокрадократами. Если бы Патриархия была подлинной
церковью, она бы как можно дальше дистанцировалась от власть имущих.
Поскольку власть эта, как мы знаем, имеет в глазах населения очень
и очень дурную репутацию. Но, к сожалению, как мы видим, происходит
обратное. Нынешнее братание и укрепление деловых связей выгодны
обеим сторонам, я бы сказал, тактически. Но стратегически вредят
и самой России, и российской православной церкви, и репутации иерархов
и священников. Когда люди видят, как те разъезжают в роскошных лимузинах
и прилюдно целуются с казнокрадократами, – это, естественно, не
может не вызывать раздражения.
– Много говорят о соединении РПЦ с Русской зарубежной церковью как
о большой победе. Что вы думаете по этому поводу?
– Что касается объединения Патриархии и Русской зарубежной православной
церкви, которое идет довольно живо, то вот какое могу высказать
главное соображение. Если мы взглянем на историю Русской зарубежной
церкви со времени ее появления, то есть с самого начала 1920-х годов,
то мы заметим, что более последовательного и более непримиримого
врага у большевистского режима, чем она, никогда не было. Начиная
с самого первого существенного документа – с письма собора Зарубежной
церкви, направленного Генуэзской конференции. В нем митрополит Антоний
и другие архиереи, оказавшиеся в эмиграции, обращались, как теперь
принято говорить, к мировому сообществу с просьбой не помогать бандитам-большевикам,
как безбожникам и людям, убивающим русский народ. Более того, там
даже было сказано: "Во имя вашего будущего и ваших детей не
помогайте этим бандитам". Но голос их не был услышан, и история
шла так, как она шла.
– Нынешняя кремлевская власть умеет, сохраняя "лучшие советские
традиции", при случае показывать, что не имеет к ним отношения.
– Так вот Русская зарубежная церковь обличала большевиков и советскую
власть во все времена, будь то "холодная война", "мирное
сосуществование" или "разрядка международной напряженности".
Поэтому у НКВД–КГБ никогда не было более ярого врага, и естественно,
что эта контора никогда не оставляла их в покое. Мы знаем, как кагэбэшники
занимались гипотетическими и нереальными врагами советской власти,
и можно представить, сколько внимания уделялось этим подлинным идейным
и деятельным противникам. Понятно, что были и провокации, и засылки
агентов, и вообще работа велась достаточно изощренно. И то, что
произошло сейчас, я называю запоздалой победой КГБ над Зарубежной
церковью.
– Если можно, в деталях?
– Сначала был совершен некий переворот внутри Зарубежной церкви.
Когда в 1985 году почил митрополит Филарет, прославленный в нашей
юрисдикции как святой, в следующем году был избран митрополит Виталий.
Это человек довольно благочестивый, но неумный и с величайшей гордыней.
Им начали манипулировать. А стало это возможно, потому что со своего
места был бесцеремонно и безобразно изгнан человек, который на протяжении
почти пятидесяти пяти лет управлял делами Синода Зарубежной церкви.
Это был епископ Григорий, до принятия монашества граф Граббе, протопресвитер
Георгий. И после этого начались манипуляции. В дело пошли и агенты
влияния КГБ, и, как я понимаю, прямые агенты. А когда умерли старейшие
архиереи Зарубежной церкви, три Антония – Антоний Женевский, Антоний
Сан-Францисский и Антоний Лос-Анджелесский, – тогда уже стало возможным
говорить о прямом подчинении Зарубежной церкви Московской патриархии.
Что и происходит на наших глазах.
– Так что сегодня мы видим развязку давней спецоперации?
– То, что мы видим, это даже не развязка. Это эпилог. Сюжет развивался
за кулисами. А сейчас мы видим его позорный конец. Мне очень горько
это говорить, потому что мы всегда здесь смотрели на Зарубежную
церковь как, с одной стороны, на носительницу подлинного и бескомпромиссного
святоотеческого православия – без нового календаря, без экуменизма.
А с другой стороны, как на принципиального врага всех форм коммунизма,
включая те, которые мы видим сейчас в нашей стране.
– Это действительно конец?
– Нет, думаю, что, конечно, не все так просто. Хотя среди архиереев
Зарубежной церкви практически уже нет тех, кто мог бы реально воспротивиться
поглощению Московской патриархией трехсот, что ли, приходов Зарубежной
православной церкви, но на местах идет очень большое сопротивление
этому. Сопротивляются очень многие священники, очень многие миряне.
В Зарубежной церкви произойдет множественный раскол. Уже сейчас
многие приходы присоединяются к нашей юрисдикции – к Российской
православной автономной церкви. Кто-то побежит к старостильным грекам.
Существует довольно странная юрисдикция самого митрополита Виталия,
который вроде бы ушел на покой, но потом как бы "взял свое
заявление обратно", и при нем организовался некий Синод, в
который тоже многие уйдут. За границей в церковной православной
жизни будет очень и очень большая смута от этих событий. Она уже
и сейчас происходит. В Буэнос-Айресе, в Аргентине, издается монархическая
и, прямо скажем, белогвардейская газета под названием "Наша
страна". Эта газета сейчас является рупором и оплотом тех священников
и мирян Зарубежной церкви, которые выступают против поглощения Московской
патриархией.
Без покаяния
– Чтобы читателю была понятнее вся эта запутанная история с расколами
и разделениями, может быть, расскажете о своем пути в Церкви. Вы
ведь в свое время входили и в Русскую православную церковь, и в
Русскую зарубежную церковь?
– Для меня все это, конечно, очень драматические события. В свое
время я был в Московской патриархии. Когда я только входил в Церковь,
я ничего другого и не знал. В те времена, а это были 1960-е годы,
потом 70-е и даже в начале 80-х нам еще представлялось, что если
вдруг рухнет советская власть или, по крайней мере, ослабнет мертвая
большевистская хватка, то в Московской патриархии произойдет очищение,
покаяние, соберется настоящий Собор, будет восстановлено каноническое
управление. Но пришли 90-е годы, и ничего подобного не происходило.
Все те люди, которые были у власти, так там и остались. Никаким
покаянием и не пахло. Наоборот, они до сих пор оправдывают свое
позорное прошлое, свои связи с безбожным режимом, все свои панегирики
Сталину, свою позорную и крикливую "борьбу за мир" – эту
известную большевистскую акцию, в которой патриархия играла одну
из первых скрипок, и так далее, и тому подобное. Тогда я и многие
другие священники обратились
взорами к Зарубежной церкви. Мы тогда, конечно, не понимали того,
что я знаю теперь, – что Зарубежная церковь уже в то время находилась
в критическом состоянии. Я думаю, что уже тогда в епископате были
и прямые агенты КГБ, и агенты влияния, но это еще не проявлялось.
Мы тогда перешли в Зарубежную церковь. И стали свидетелями очень
странных событий. Некоторые архиереи, а особенно главный нынешний
"объединитель" архиепископ Берлинский и Германский Марк,
уже начинали мутить тут воду. Например, один из явных провокаторов,
засланных в Зарубежную церковь, священник Алексей Аверьянов взял
и связал Зарубежную церковь с обществом "Память". Таким
образом на репутации Зарубежной церкви было поставлено в России
такое пятно, от которого она до сих пор отмыться до конца не может.
– Попали из огня да в полымя?
– Кроме того, патриархийные и кагэбэшные агенты в Зарубежной церкви
прекрасно понимали, что мы, вышедшие из Московской патриархии, туда
больше не пойдем ни при каких обстоятельствах. Мы стали для них
помехой. По этой причине нашим епископам пришлось отделиться от
зарубежного Синода. Окончательно это произошло в 1995 году. Вот
тогда и возникла та самая Российская православная церковь, к которой
принадлежу я и мой московский приход.
– Вы еще не назвали слово "автономная"?
– Это официальное слово, которое нам приказали взять в Минюсте,
потому что Московская патриархия зарезервировала за собой название
"российская" и "русская".
– Так российская или русская?
– Надо сказать, что слово "русская" патриархии влепили
как раз в 43-м или 44-м годах, когда их учреждал Сталин, именно
для того, чтобы успешнее бороться с Русской зарубежной церковью.
Такого слова здесь никогда не было. Сначала его взяли себе русские
эмигранты за границей. И это было правильно, потому что там-то церковь
действительно русская. А на территории России она, конечно, называлась
и должна называться – российской. Вот такая у нас история. При этом
надо еще учитывать довольно большое число в нашей церкви катакомбников.
– Еще один раскол?
– Когда в 1927 году будущий патриарх, а тогда митрополит Сергий
опубликовал печально известную декларацию, где говорил, что "радости
нашей советской Родины" являются радостями церкви, и проявил
полную лояльность, российская Церковь разбилась на три части. Первая
часть это были те, кто пошел за Сергием и стали покорным орудием
в кровавых большевистских лапах. Оставшиеся за границей – Русская
зарубежная церковь. А те, кто здесь не пошли за Сергием, стали называться
катакомбниками. Они обоснованно считали, что Сергий узурпировал
церковную власть при живом местоблюстителе Петре Крутицком, который
сидел в тюрьме, потому что не шел на сговор с большевиками. КГБ
боролся с катакомбниками совершенно беспощадно вплоть до самого
конца 80-х годов, когда уже была и перестройка, и гласность. Про
их судьбу в ГУЛАГе можно прочитать у Солженицына. Так вот, когда
в начале 90-х годов мы переходили в Зарубежную церковь, к ней присоединялись
и многие катакомбники. Почувствовав себя преданными соглашателями
и агентами Москвы в Зарубежной церкви, они отошли от нее, многие
из них присоединились
к нам. И сейчас у нас очень много еще и катакомбных приходов. Они,
кстати, до сих пор не выходят наружу. У нас около сотни открытых
приходов, как мой. И, возможно, две или три сотни катакомбных приходов.
И уже большая часть из наших двенадцати архиереев – из катакомбных
священников.
– Картина православного раскола довольно печальна, если не сказать
сильнее?
– Мы все разобщены, что свидетельствует об апокалиптичности нашего
времени, о близости конца света, когда истинное православие остается
в каких-то маленьких общинах. Есть старостильники у греков, у румын,
в Сербии появляются истинные православные христиане. А мировое православие
находится в чудовищном кризисе. Да их с новым их календарем уже
по этой причине никакими православными считать нельзя.
У кого какие президенты
– Уместно ли при этом спрашивать вас о взглядах на собственность
Церкви на землю, то, на чем настаивает сейчас Московская патриархия?
– Что касается собственности на землю, то у меня к этому двойственное
отношение. Безусловно, Церковь должна иметь право собственности
на землю. Но зная, что представляет собой Московская патриархия,
я прекрасно понимаю, что, как только они получат какую-либо приличную
землю в собственность, они немедленно начнут отдавать ее в аренду
и разворовывать эту арендную плату. Как это, кстати, и происходит
сейчас в московских приходах и некоторых епархиях. Там, где что-либо
можно сдать в аренду, все сдается, и деньги эти бесследно исчезают
в широких карманах архиереев и вороватых батюшек Московской патриархии.
С другой же стороны, в собственности Церкви на землю есть безусловный
смысл, потому что, конечно же, Церковь была ограблена большевиками.
– Что вы думаете о нынешних спорах по поводу преподавания Закона
Божьего в школах?
– Что касается претензий Московской патриархии на преподавание Закона
Божьего и чего-то в этом роде в школах, то, по-моему, этого делать
не нужно. Они этого не понимают, потому что у них большевистская
психология. Я могу сослаться на свой опыт. Все, что мне преподавали
в школе, вызывало у меня чудовищное отвращение. У нас был достаточно
приличный преподаватель по литературе, но мне, например, полностью
отравили стихи Маяковского, хотя он был человек очень талантливый.
Мне сильно испортили Пушкина. Хорошо, что Достоевского в мое время
не касались, но Толстого подпортили. Если мы учтем, что верующих,
церковно практикующих людей в нашей стране не более трех процентов,
то обучать таким дисциплинам учеников – значит привить стойкое отвращение
к религиозной вере и к Церкви. Кроме того, надо подумать, кто будет
все это преподавать? Уровень священников в Московской патриархии
крайне низок. Восемьдесят процентов из них не может двух слов связать.
Да и тех не хватит на то, чтобы в каждой школе был законоучитель,
как это прежде называлось. Так что, создавать в педагогических институтах
специальные богословские факультеты? И кто пойдет на них учиться?
Нет, если всем этим заниматься, то факультативно, добровольно, при
храмах. Если же это будет обязательный предмет, то жди беды. Это
значит, что безбожие в нашей стране усилится многократно.
– А предполагаемый институт "полковых батюшек" в армии?
– Абсолютно то же самое. В нашей чудовищной армии с ее дедовщиной,
с ворами-
генералами и офицерами ввести еще и нынешних полуграмотных священников
– это значит наградить командиров новыми собутыльниками. Ничего
другого ждать не приходится.
Казармы с "дедами" и полуголодными солдатами – не лучшее
место для проповедей. Опять же, если есть возможность, надо все
решать индивидуально. Если рядом с казармой есть храм, то могут
быть какие-то контакты. Кроме того, должен сказать следующее. Если
бы еще несколько лет назад ко мне в храм пришел командир из соседней
воинской части и предложил мне прийти и провести беседу с его солдатами,
я бы, наверное, пошел. Если он придет сегодня, я не пойду. Потому
что они служат под красным флагом. Туда, где красный флаг, я не
хожу. У меня как-то была встреча с одним потомственным казаком,
возглавлявшим одно из бесчисленных небольших казачьих формирований.
И он мне рассказал, что во время конфликта Ельцина с Верховным Советом
сам он был на стороне Ельцина. Я очень удивился, потому что националисты
и патриоты в кавычках были как раз на другой стороне. Я спрашиваю:
"А как же ты туда попал?" Он говорит: "А меня так
воспитали. Мне мой дед говорил: если где увидишь красный флаг, становись
на противоположную сторону!"
– Если уж мы так все вопросы рассматриваем, то хотелось бы знать
ваше отношение к католицизму, к исламу?
– Дело в том, что католицизм, конечно, всемирное явление. Но, к
сожалению, он находится в глубочайшем кризисе. Со времен второго
Ватиканского собора католицизм по своему модернизму и всяким диким
новшествам во многом обгоняет уже протестантские конфессии. За границей
это хорошо чувствуется. Я разговаривал с одной женщиной, она профессор-
славист и живет в маленьком городке Афины в штате Огайо. Она по
рождению католичка. Когда она приехала туда на работу, она отыскала
католический храм. Довольно скоро поняла, что ходить туда не может,
потому что во время мессы там играют нечесаные и грязные рок-музыканты,
что-то поют и пляшут. В результате она попала в англиканский приход,
где остались еще какие-то признаки мессы. По этому поводу можно
только выражать большое сочувствие. Что касается ислама, то этот
вопрос действительно очень актуален и болезнен. Я думаю, что руководители
исламских стран, высшие муфтии и имамы делают большую ошибку, что
публично, гласно и непрерывно не отмежевываются от террористов.
Потому что во всем мире ислам и терроризм становятся уже синонимами.
Что, безусловно, не так.
– А ваше отношение к демократии, к либерализму, как к попыткам что-то
изменить в России?
– Понимаете, демократия и либерализм это явления совершенно антихристианские.
Как мы знаем, Господь Иисус Христос получил свой смертный приговор
вполне демократическим путем. Толпа, которую так хорошо подготовили
фарисеи, – тогда не было средств массовой информации, но было что-то
вроде пиара, как бы теперь сказали, – так вот толпа проголосовала,
чтобы Понтий Пилат отдал на распятие Христа. При том, что был, как
говорится, и альтернативный кандидат. Так что наблюдатели от Европейского
союза и Соединенных Штатов могли одобрить эту процедуру. Так вот
демократия и либерализм – это масонские ценности. И, естественно,
они распространяются из масонских стран – из США и Великобритании.
Я говорил многим американцам: "В вашей стране на смену морали
идет политкорректность. И если ваша демократия будет развиваться
по такому пути, то в конце концов в Белом доме у вас сядет такой
президент: это будет негритянка, лесбиянка, больная СПИДом и имеющая
нескольких детей от еврея, вьетнамца, латиноса, индейца… Кроме того,
у нее не будет ноги, и она будет ездить в инвалидной коляске".
Ну а России пока что такой президент не грозит. При нашей демократии
мы получим иного президента – он будет генерал КГБ, одновременно
епископ Московской патриархии и одновременно олигарх. Сделать с
этим, конечно, мы ничего уже не можем. Это условия, в которых мы
живем. Мы должны, принимая это во внимание, пытаться каким-то образом
влиять на общественное мнение, на конкретных людей, чтобы те были
более нравственными и не поддавались растлению, которое идет через
средства массовой информации, Интернет и так далее.
– А глобализм, антиглобализм?
– Опять-таки, история идет так, как нам предсказано. Мы живем в
ожидании всемирного правительства, которое возглавит лично Антихрист.
Глобализм и все эти объединения идут в том самом направлении. Мне
это неприятно. Я считаю, что даже объединение европейских стран
довольно глупо. В эпоху политкорректности англичанам, вступающим
в объединенную Европу, рекомендуют переименовать мост Ватерлоо и
Трафальгарскую площадь, поскольку эти названия унижают других европейцев.
А заодно уничтожить лондонские двухэтажные автобусы, потому что
те не подходят под общие мерки. Это сглаживание национальных черт,
по-моему, чудовищно. Но мир идет по этой дорожке, и другого нам
не дано. Активно сопротивляться уже некому. Надо просто отдавать
себе отчет в том, что происходит, куда и откуда дует ветер, стараться
сохраниться самому и кому-то из близких.
– Вы не боитесь, что ваше диссидентство закончится тем, что ваш
приход просто закроют?
– Видите ли, произойти может все что угодно. Пока это здание на
Головинском кладбище юридически принадлежит нашему приходу. Конечно,
в конце концов нас могут просто лишить регистрации и все отобрать.
Но я не думаю, что до этого дело скоро дойдет. Я все-таки менее
заметная фигура, чем Ходорковский. И собственность у нас не такая
большая, и налоги мы все платим. А там как Бог даст. Я хочу сказать
о другом. Поскольку мы сейчас расширяемся, я в потрясении от нынешних
хозяйственных процессов. Чтобы поставить купол и колокольню, нам
нужно расширить наше здание на три метра в одну сторону и на три
метра в другую. Мы потратили на согласование и проектирование четыре
с лишним года и миллион рублей. Процедура согласований была точно
такая же, как если бы мы строили храм Христа Спасителя. Такие у
нас замечательные законы и такая армия лужковских чиновников. Кроме
того, совершенно потрясают цены. Сейчас нам, например, нужен кирпич.
Выяснилось, что
приличный кирпич стоит десять рублей штука. То есть, строго говоря,
это бутылка пива. Шесть кирпичей – бутылка водки! Представьте себе,
что это за экономика. Вот так мы теперь ходим и побираемся, пытаясь
найти деньги на дороге между храмом и рынком.
"НОВОЕ ВРЕМЯ", октябрь 2004 г.
[ Назад к списку ]
|
|
